Эйнар выглядит примерно тем, кем и является: достаточно молодым представителем расы эльфов, всю свою не очень длинную жизнь занимающимся военным ремеслом. Это достаточно высокий для своей расы (то есть — примерно среднего роста по человеческим меркам), крепкий сухощавый мужчина. Объемом мышц похвастать не может, сложен астенически.  Кожа светлая и даже бледная, категорически плохо принимала загар даже при жизни, зато сильно обветрена и покрыта шрамами и рубцами, один из которых проходит прямо по лицу; через живот, начиная от пупка и заканчиваясь в эпигастральной области, идет особо уродливый длинный и красный рубец от последней смертельной раны; почему остался после воскрешения — загадка.
Волосы, некогда бывшие темно-русыми, сейчас полностью седые. Мимика бедная, взгляд неподвижный и как будто устремленный куда-то вдаль.
Если особо приглядеться, если вам лет двести и если вы живете во Вратах Балдура, то в облике можно увидеть что-то сильно похожее на некогда стоявшую в городе статую или профиль с памятной монеты.

Историю пишут победители и те, кто извлекает выгоду из побед. Независимо от того, насколько она правдива, ведь правда, в конечном счете, должна служить благу и строить лучший мир. Лучший для тех, кто побеждает.
История героя Врат Балдура, спасшего Берег Мечей от ужасного кризиса, храброго и бескомпромиссного защитника свободы и мира, занявшего трон Эрцгерцога и героически павшего на улицах любимого города, написана именно ими.
Эта история — ложь.

Летопись говорит об искателе приключений, вышедшим из ворот Кэндлкипа с огнем истинной веры в сердце и прошедшем огонь, воду и медные трубы в бесконечной борьбе со злом. Когда-то он был и таким, хотя жажда стать сильнее всегда сопровождала его с самого детства, пусть даже ради того, чтобы защитить близких. Он не гнушался никаких приемов против тех, кто был несправедлив, но все же этот мальчик был добр. И этот мальчик умер в ту самую ночь, когда изрубленное тело Горайона рухнуло на залитую кровью землю.
Он никому не рассказывал о том, как бежал сломя голову и трясся от ужаса, а после рыдал на плече у своей самой близкой, да что там — единственной подруги. Он должен быть сильным. Не рассказывал и о том, как стоя над могилой поклялся мстить до тех пор, пока последнее зло, забравшее его приемного отца, не исчезнет из этого мира, и что эта клятва во многом придавала ему сил бороться до конца. Был ли это путь приключений? Едва ли эти слова подходят бешеному бегу от одной точки на карте к другой, сопровождаемому непрерывно льющейся кровью.

Кровь всегда была на его пути. Воспитанный людьми и по традициям людей, намного быстрее и раньше, чем принято у его народа, повзрослевший, Эйнар все-таки был слишком юн, чтобы происходящее не оставило на нем своего отпечатка. Кровь — это кровь, даже если принадлежит отребью и нелюдям. Видения крови и смерти были впереди, они же посещали его и во сне; пройдет совсем немного с тех пор, как выпущенные кишки первого агрессивного кобольда перестануть вызывать рвотные позывы, и чуть дольше до того момента, как Эйнар не станет сомневаться, стоит ли давать пощаду работорговцу, ноющему в грязи и рассказывающему о семье и детях.
Всего этого в легендах не будет. В них вообще нет никаких подробностей о побочном ущербе.

А еще в них нет ни слова о том, что было в мыслях Героя. Странствуя по городам и селам, сражаясь, убивая и почти умирая, он не мог не видеть того, с кем ему предстоит жить. Люди, копающиеся в грязи всю жизнь, продающие своих детей за пригоршню монет, беспомощные и алчные. Такие непохожие на тех, с кем он жил в Кэндлкипе, такие разные и все же одинаковые. Сначала он плакал над их страданиями и болью, и ненависть к тем, кто угнетает народ, сияла в его сердце негасимым огнем — но время спустя их муки, их лица и переживания превращались просто в статистику, в очередную строчку в дневнике, в цифры полученных монет и исчезали из памяти, оставляя после себя лишь неясные ощущения. Те самые люди, что утром плевали под ноги и захлопывали дверь, уже к вечеру превозносят тебя всего лишь за пару убитых разбойников и возвращенного гуся — такова цена их мнения и убеждений, и Эйнар ничуть не сомневался, что после первого же провала они с радостью сожрут оступившегося. И вместе с этим, охотясь на Железный Трон и погружаясь в их планы, он не мог не проникнуться определенным… уважением если не к методам, то хотя бы к целям.
Не все из друзей его понимали, и не все принимали происходящие с ним изменения; ему было все равно. Эйнар был близок лишь с некоторыми из них, все остальные — всего лишь попутчики с общей целью; его все устраивало. У него была цель, на пути к которой он был готов сотрудничать с кем угодно. Воры, некроманты, жрецы недобрых богов, сомнительные торговцы  — все ради того, чтобы достать врага, в конечном счете оказавшегося братом.

…Врата Балдура не сразу чествовали его, как Героя: железный кризис закончился словно сам по себе, а масштаб заговора Железного Трона остался в тайне от широких масс; что не осталось — так это его происхождение. Впрочем, Эйнар был даже рад, откровенно уставший от внимания людей и сильно изменившийся после того, как своими руками убил Саревока; легенды опустят момент глубокого кризиса веры и мотивации после осознания, кто он на самом деле и чего ради все это было. Странные и разрушительные силы преследовали его и ранее, во снах взывая к скрытой силе божественного отца, и прежде Эйнар использовал их как оружие, во благо — однако со временем даже он стал замечать, что в глазах окружающих отражается не его лицо и не его действия, но сформированный образ отродья Баала, что словно бомба с часовым механизмом ждет своего часа.
Именно тогда в мыслях героя зарождались сомнения во всем прошлом и всех словах, что рассказывал ему Горайон; попытки удержать привычную картину мира бросают его навстречу тому, что будет названо “приключениями”, а по факту — на кровавую зачистку последних из тех, кто мог помешать герцогам Врат окончательно укрепить свою власть. Звание Героя Врат — теперь уже официально пожалованное герцогами после окончательного решения вопроса с сотрудниками Трона  — казалось Эйнару чем-то вроде насмешки, а подход войска крестоносцев Сияющей Леди был для него, если честно, глубоко безразличен. Может быть, он бы покинул этот город, забрав с собой Имоен, одну из немногих, кто продолжал быть с ним до конца и без всяких условий, — но нападение убийц сделало это невозможным.
В последующем конфликте между крестовым походам и армией Пламенного Кулака Эйнар принимал самое активное участие, начиная от самых первых разведывательных вылазок и заканчивая штурмом замка Драконьего Копья; и здесь “активное участие” — не просто слова. Какие бы ни были мотивы крестоносцев, они оказались врагами, и они же по большей части отказывались сдаваться наследнику бога кровавой резни, не оставляя никакого выбора, кроме безжалостного истребления. Порченая кровь взывала к резне своих и чужих, и сопротивляться ей удавалось не всегда; Эйнар не мог не видеть, какими глазами смотрят на него даже союзники, еще совсем недавно вполне дружески встречавшие его в лагере и принимавшие помощь, но выбор уже давно был сделан. И все же, когда открылась истинная цель крестового похода, а леди Кейлар Арджент схватились с демоническими служителями, горящий ненавистью к предателям и злодеям Эйнар объединился с ней, своим недавним врагом. Прикрывая друг друга, идут в самый ад, пока все друзья остались по ту сторону портала; в конце концов, когда враги повержены, в аду остается и она — а Эйнар понимает, что все с самого начало могло пойти совсем иначе.
Затем — предательство, кровь на руках по пробуждению; впервые в жизни после той самой ночи пронизывающий ужас при виде изрезанного тела подруги, по совместительству — дочери герцога Энтара; он совершенно точно знает, что не мог и не хотел ее убивать. Порченая кровь взывает к рефлексам и шепчет в голову, когда внутрь врываются солдаты и безудержный отец — Дитя Горайона с большим трудом, но все же сдерживает себя, чтобы не перебить всех. Предательство, предательство, он не делал этого — хочется кричать, забить вместе с криком и ударами клятву о том, что не совершал, в глотки обвинителей. Ему никто не верит, от него отворачиваются даже те, с кем они прошли весь этот путь от самого Нашкеля и Клоаквуда. Герой заклеймен убийцей, и наплевать на прошлые заслуги: люди, они такие, теперь он уже не сомневается.
Как оказалось — бросили не все; остались рядом самые первые и самые верные: арфисты, ведьма и ее ручной берсерк, подруга детства… Он покидал Врата Балдура, не в силах доказать свою невиновность и клянется никогда не возвращаться, даже если этот город будет гореть.
Всего этого в истории, написанной столетие спустя, уже не будет.

Бывший герой Врат Балдура исчез, и со временем все встало на круги своя; город забыл о нем так же быстро, как прежде вознес на пьедестал, но история его только начиналась. После непродолжительного бегства и засады наемников он уснет и проснется в клетке в неизвестном ему городе, разбуженный грохотом разрывов и отдаленными эманациями чужой боли и смерти. Так ему казалось: на самом деле его разум просто забыл, заблокировал воспоминания о том, что происходило днями и неделями экспериментов в подземелье таинственного похитителя.

История побега из подземелья Айреникуса — так звали похитителя — описана в деталях: спасение верной подругой Имоен, ее арест местными властями, приключения в Амне, в ходе которых Эйнар помог немалому количеству народа, собрал деньги и новых друзей, отплыл спасать и в итоге победил злого волшебника. Все было так, не касаясь деталей: главным мотивом его действий было вовсе не желание всех спасти. Единственная, чье спасение его волновало, и за чью судьбу был готов пожертвовать и чужой, и своей жизнью — Имоен, чей образ приходил к нему каждую ночь вместе с тяжелым, неясным чувством вины и жаждой крови. Кровь обращалась в облик Айреникуса и показывала страшные картины, кровь обращалась в Имоен и показывала все то, чего он потерял или скоро потеряет, если не примет силу Бога, и сразу же — что он получит, если примет. Ему было плевать на власть над миром и слабыми, на черно-багровые реки и на возрождение Отца, он хотел одного — спасти ту, кому капитально задолжал.

Ради нее он брался за любую работу, смирялся с  презрительными взглядами, выбивал долги и связался с вампирами; ради нее без вопросов расстался с огромной суммой и отправился в неизвестность, не имея ни малейшего плана по штурму крупнейшей тюрьмы для магов на Побережье. Божественная благодать давно покинула бывшего героя, а порченая кровь, пробужденная экспериментами похитителя, каждую ночь звала на тропу массовых убийств и разрушений — и все-таки ему удалось удержаться от падения, убивая не ради извращенного удовольствия, а ради дела, удалось даже в тот миг, когда наследие Баала проснулось и превратило его самого в искаженное чудовище. Сила божественного Отца, равных которой не было прежде, вызывала у него не трепет, но отвращение именно потому, что лишала последних иллюзий свободы.
Именно в поисках спасения для Имоен Эйнар ступил на порог, из-за которого нет возврата. Выслеживая и уничтожая зловещие культы по заказу амнских властей и служителей Богов, он не спешил сразу сжигать их книги и артефакты; ночами он изучал их в надежде найти ответ и еще одну каплю силы, дабы найти способ сравнять Спеллхолд с землей и выручить ту, что любил — и однажды он нашел ответ, сокрушив череп очередного мертвого чародея в затерянных трущобах Аткатлы и глядя на черное лезвие меча, что, кажется, говорил тихим шепотом на границе его сознания. Разумное оружие встречалось ему и прежде, и образец одного из таких мечей он без всяких размышлений подарил верному Минску, дабы тот развлекался светскими беседами не только со своим гигантским космическим хомяком — но никогда прежде такое оружие не показывало и не предлагало силу, что может изменять шансы.

Божественное покровительство давно покинуло его вместе с силами паладина — в тот день, когда он бежал из Врат Балдура вместо того, чтобы сражаться за справедливость, защищать свою оболаганную честь от несправедливого суда и принести возмездие настоящему убийце Скай Сильвершилд, — и если прежде Отродье Баала смирился с этим и справлялся на одних только физических данных и прекрасно натренированных боевых навыках, то сейчас, перед практически невозможным штурмом тюрьмы Волшебников-в-рясах, он был готов хвататься за любую соломинку.

Он ошибся, но последствия ошибки осознает еще не скоро.

Держа новое оружие в руках, Эйнар чувствовал себя неудержимым, его движения становились значительно более ловкими, удары — точными, словно чья-то невидимая рука помогала находить уязвимые точки, а пораженные враги, казалось, наполняют само его тело новыми силами; но Черный клинок был не просто мощным волшебным мечом. Тайные знания приходили к Эйнару словно сами по себе, во снах или по наитию — знания темной магии главным образом разрушительного и некротического характера, и эти знания захватывали дух, вызывая не до конца осознанное желание обрести больше. Цена невелика: на пути Отродья Баала и его друзей встречалось слишком много монстров и мерзавцев, чьи жизни с удовольствием поглощались оружием, что отчетливо казалось живым. Эйнар не видел в этом ничего плохого, и  более того, он изо всех сил старался сделать так, чтобы страдали исключительно мерзавцы и злодеи, облегчая жизнь мирным, благодарным людям. От его рук пало множество плохих людей, начиная с отделения Теневых воров в практически полном составе и заканчивая кровожадным драконом под личиной лорда Фиркраага, десятилетиями мучивших и истязавших простой народ, а что до сомнительных решений вроде сотрудничества с вампирами Бодхи — что ж, сложные решение и временные союзы иногда необходимы, а периодически все же страдающие от таких решений простые люди — печальный, но неизбежный побочный ущерб ради большего блага. Ни он сам, ни его друзья не заметили сразу такую метаморфозу характера.

Так или иначе, он справился. Группа героев проникла на остров Бринло и взяла уже потерянный для Волшебников-в-Рясах Спеллхолд, спровоцировав кровавое восстание заключенных. Потеряв душу и впервые преобразившись в настоящего монстра, Эйнар заставил свою бывшую покровительницу-вампиршу бежать без оглядки. Превращение стало тяжелым ударом для окончательно осознавшего свою печальную судьбы отпрыска Бога Убийц, а возможность окончательной утери контроля стала ночным кошмаром и поводом искать любые способы удержаться от влияния божественного Отца  на ближайшую вечность.
И все же это было не зря. Они спасли Имоен, что по воле злой судьбы была не только родственной душой и знакомой с детства лучшей подругой героя, но и разделяла с ним общее проклятие и общего родителя-маньяка. Продолжая бешеную гонку преследования через Андердарк, сражаясь с чудовищами, которых прежде никогда не встречали, вырвав из груди Бодхи ее черное сердце и вернув душу сестре Эйнара, они дошли до Тетира и чудесного города, построенного эльфами на Древе Жизни, где, как оказалось, началась трагическая история Джона Айреникуса.

Признаваясь самому себе, он не чувствовал к нему той ненависти, что в самом начале, очнувшись в изрезанном теле в темном подземелье. Элессим и остальные в своих рассказах представляли Джона чем-то вроде баатезу из Преисподних, разрушителем и массовым убийцей — Эйнар же видел в нем того, кто пытался возвыситься, но проиграл.
“Желание стать богом и сделать мир лучше, разве можно за такое осуждать?”
Мужчина мысленно бьет себя по лицу, отгоняя коварные размышления. Это — враг. Бесчеловечный и коварный, лишенный всего, чем когда-то был. Эйнар вдруг подумал о том, с каким безразличием Джон Айреникус бросил сестру на растерзание преследователем, тогда как он сам ради своей отправился на фактическое самоубийство; а еще позже — вспомнил растерзанное, выпотрошенное и растянутое на столе тело Халида.
“Это враг. И у него моя душа”.

Казалось, что он освободился, когда завершил свой путь в Древа, а после — в одиночку бросился в саму Преисподнюю; казалось и в тот миг, когда бросался сквозь яростное пламя чужих заклятий, расплавляющих доспех и опаляющих кожу, и в ту секунду, когда Черный клинок пробивал сердце врага. Душа вернулась к Эйнару, как и надежда на передышку и мир, но наследнику Баала нет покоя.
Путь продолжает вести его по странным и невозможным местам, сталкивая с существами, которых простому смертному трудно и представить — зачастую вне его воли. Пророчество Алаундо описывало зловещую судьбу, что немедленно настигнет каждого из носителей порченной крови, а нападение еще одной сестры по Баалу не оставило иного выбора, кроме ответного удара — и Эйнару пришлось отправиться в путь, чтобы предотвратить возрождение Отца через собственную гибель.
Он пытался помогать, кому мог, насколько хватало сил — вот только сил сопротивляться зову крови оставалось все меньше, и все чаще неудачи не вызывали в нем такого же трепета, как первая смерть невинного человека на полях у Нижнего Чионтара. Он пытался, честно пытался спасти Сарадуш, осажденный армией огненных великанов и Пятеркой самых сильных из его братьев и сестер — но в попытке уничтожить угрозу сам же лишил город сильнейшего из защитников и вернулся уже на пепелище. О, он отомстил. Убил Яга-Шуру, лидера нападающих, его мать и его воинов. В глубине души он не хотел убивать тех, кто не нападал на него первым, но таковых просто не было, и очень скоро Пятерка перестала существовать. Единственная, кого он убил с наслаждением — это Мелиссан, архитектор заговора, ставшего причиной смертей сотен и тысяч; Эйнар скормил ее душу Черному клинку, словно отпевая реквием по своим несчастным родичам, чья вина лишь в происхождении, и совершенно искренне ненавидя всех тех, кто пытался им манипулировать. В представленном выборе он отказался от божественности без всяких сомнений, чувствуя ненависть и презрение ко всему, что связано с этими существами, а еще не желая бросать всех тех, кто стал ему близок.

Казалось бы, это конец. Но покоя так и не случилось.
Кровь — не вода, даже если это кровь низших существ, мерзавцев и выродков, и проливая реки крови даже во имя лучшего мира, любимых и собственной души, ты неизбежно изменишься сам. Эйнар, попавший в вихрь стремительно меняющихся событий, кошмарных геноцидов и чудовищного количества убийств из практически стерильных условий Кэндлкипа, повзрослевший в многократно раннем возрасте, нежели принято среди его народа, ощутил эти изменений как сами собой разумеющиеся — в отличии от тех, кто был рядом. Ему было тесно в тихом и спокойной мире, что был спасен от возрождения зловещего бога, а крики умирающих, росчерки клинка и бьющий в голову адреналин, ранее казавшиеся порождением кошмаров порченной крови Баала, оказались частью его самого. Агрессивный и даже жестокий, он словно лишился чего-то важного, что было в нем с самого детства, и эти изменения пугали и отвращали от него друзей — впрочем, по большому счету Эйнару стало все равно. Он не попрощался и не сказал ни слова, когда леди де’Арнис и лорд Делрин отправились к своим поместьям и замкам, отмахивался от предупреждений Валигара об опасности его неожиданно обретенных магических талантов и посмеивался над Аэри, ужасающейся его жесткости, переходящей в жестокость, по отношению к врагам. Ему не было дела ни до чего, кроме жажды активности, а желание вновь окунуться в то, что было навеки утеряно с устранением угрозы, настойчиво ломало мечты многих о спокойной жизни. Проведя совсем немного времени в Сулданесселаре, он вместе с несколькими оставшимися друзьями — и, конечно, верной Имоен — отправился в поход, стыдливо называемый в дальнейшем “тропой приключений”, а по факту в бессмысленную и беспощадную череду переходов в качестве странствующего клинка по найму. Безудержный и живой в битве, Отродье Баала становился все более холоден и безразличен во все остальное время, и с каждым месяцем все сильнее и сильнее отторгая от себя тех, кто был с ним рядом. Он никому не рассказывал о том, как ведет незримую борьбу с потусторонним шепотом Черного клинка и какие кошмары посещают его по ночам. Кошмары, полные черно-серых оттенков и холода, и безмолвной крылатой фигуры, глядящей ему в душу. Он сильно изменился и внешне, став болезненно-бледным и дерганным, и психологически, постепенно утрачивая иные желания, кроме битвы, резни да магических знаний, чтобы устраивать еще более быструю и кровавую резню. Не чураясь никаких заказчиков, Эйнар прошел все Побережье Мечей и даже дальше, теряя одного за другим своих друзей: некоторые погибли, но больше разочаровались и просто покидали его один за другим. В конце концов от него ушла даже Имоен, не в силах мириться с теми изменениями, что оставили от некогда знакомого с детства друга и любимого брата, по ее мнению, лишь оболочку — ушла, скрывшись в Амне при помощи Теневых Воров, когда-то истребленных Эйнаром ради ее спасения.

Он остался один. Истощенный, ведомый кошмарами и шепотами из тени, приглушаемыми лишь на время, бывший сын Баала исчез из памяти на десятилетия, продолжая свой путь в тенях по местам силы и кровавых битв. Некогда живые свидетели утверждали, что видели похожего эльфа не то на улицах Лускана среди очередной кровавой гражданской войны Капитанов, не то в рядах осаждающей Невервинтер армии наемников и лусканских солдат, не то, наоборот, среди защищающих Жемчужину Севера авантюристов; некоторые утверждали, что он покинул Фаэрун и отправился в Кара-Тур, а то и вовсе за море, ну а отдельные безумцы за бутылкой бесплатного пойла травили небылицы о том, что друг брата племянника хорошего знакомого встречал героя Врат аж в Бездне, среди бесконечных сражений Войны Крови.

. Так или иначе, вслед за новыми героями и новыми событиями народ забыл о нем настоящем, оставив в памяти лишь тщательно отшлифованный образ героя, призванный укреплять уверенность народа в смутные дни. Единственное место, куда Эйнар не возвращался, это были Врата Балдура — город, в котором однажды из его имени сделают символ. Он так и не узнал, что полноценное расследование убийства Скай Сильвершилд все-таки было завершено, а обвинения с него — сняты.

Следы Эйнара из Кэндлкипа на Фаэруне обрываются в год до начала Магической Чумы, и в этот год он действительно покинул не только Фаэрун, но и сам Первичный Материальный План. Ему предстояла встреча с таинственной сущностью, что встречала его во снах последние годы, эхо чьей воли говорило с ним через Черный клинок, кому направлялась жизненная сила всех его жертв. В этом темном, лишенном света и цвета мире Эйнар провел буквально неопределенное время, поскольку с выходом оттуда он не смог бы сказать и сам, сколько часов, дней или даже веков прошло на Прайме.
Этот план был не последним, куда его забрасывала судьба, но все из тех, где он побывал, были наполнены смертью и безразличием. Он делал то же, что и прежде — убивал, и в особенности тех, кто в своей наглости пытались обмануть предначертанную смерть. Черной королевы из мира теней не было рядом, но эхо ее присутствия навечно отпечатается во всем его существовании.

Пройдет несколько десятилетий, прежде чем эльф с его обликом и именем вернется в родной мир; мрачный, холодный, потерявший краски жизни и пигментацию в волосах, крепко сжимающий клинок, он отправится во Врата Балдура и без особых проблем пройдет испытания на вербовке в Пламенный Кулак, сильно пострадавший во времена Магической Чумы.  Эйнар честно и без особенных эмоций служил с самых низов,
его изменившаяся внешность и вымышленное имя позволяли некоторое время оставаться неузнанным, тем более что большинство из тех, с кем ему доводилось пересекаться в былых приключениях, уже давно мертвы; и все же очевидные успехи “новобранца” не остались без внимания руководство города. После гибели предыдущего маршала Пламенного Кулака не осталось никого, кто мог бы казаться более достойной кандидатурой на этот пост, а вместе с ним — и на почетный титул эрцгерцога Врат Балдура.

Эйнар отлично осознавал, что это приглашение — всего лишь политика. Герцоги определенно хотели укрепить авторитет своей власти, и он сосредоточился на том, что было ему ближе всего: организацией Пламенного Кулака, поддержанием порядка и чисткой опасных элементов. В городе и за его пределами бойцы компании безжалостно преследовали всех, кто нарушал установленные герцогами законы независимо от мотивов, а сам Эйнар, часто и вынужденно появляясь в публичном пространстве, зачитывал приговоры и выступал от лица закона. Поговаривали, что и сам приводил приговоры в исполнение, а многие задержанные исчезали, не доживая до суда — но свидетельств этому так и не нашлось. Он не завел семьи, несмотря на явный интерес множества благородных семей, и ни разу не встретил никого из своих былых друзей, кто оставался в живых спустя все прошедшие годы.
Он не любил Врата Балдура, помня о характере этого города, готового забыть своих героев, стоит лишь один раз оступиться. Люди одинаковы везде, и это не меняется.
Необходимость исполнять роль — всего лишь цена.

…“Врата Балдура, я люблю вас!” — он громогласно кричит это собравшейся толпе, натягивая на безэмоциональное лицо вечно юного старика дежурную улыбку. Этот день очередного бессмысленного праздника не обещал абсолютно ничего — но скользнувшая на площадь фигура меняет все.
Он помнит эту фигуру, помнит ее лицо: лицо неудачника, проваливающегося в телепорт при малейшей опасности. У судьбы определенно есть извращенное чувство юмора, если последним оказался именно Виканг. Удивительное дело, ведь Эйнар был уверен, что кости этого деятеля валялись вместе с костями куда более достойных братьев и сестер на пепелище Сарадуша уже сотню лет.
Он искал причину, по которой пророчество Алаундо не сбылось, и вот сейчас эта причина сама нашла его.

А что дальше? Черный клинок выскальзывает из ножен, и вместе с ним на эрцегрцога накатывает тяжкая, тоскливая пелена усталости. Пророчество не сбылось, верно? Королева считает, что оно не сбудется, верно? Или наоборот? Проклятые манипуляторы, считающие что могут решать судьбы из-за кулис, всегда были ему противны, даже если щедро швыряли объедки в виде кусков своей полубожественной силы. Ничтожество умрет, а дальше?

Эйнар не собирался проверять. Он тяжело, смертельно устал от бесконечного бега, бесконечной крови и бесконечных потерь. В прошлый раз, когда его кожа лопалась под натиском рвущейся наружу искаженной плоти и шипов, у него была цель и ориентир, и была та, ради кого он был бы рад отдать свою жизнь. Сегодня у него не осталось ничего, кроме клинка в руке — клинка, отбросить который вот уже более полутора сотен лет не хватало воли.

Герцог Эйнар делает несколько обманных движений, держа сумасшедшего братца на расстоянии: было бы слишком жалко по-другому. Он отступает и сразу же идет в атаку, нанося Черным клинком глубокую резаную рану, затем еще одну, и еще. Порченая кровь наследника Владыки Убийц сочится на землю, кровь труса — наследника трусливого и предательского божества. Герой Врат Балдура усмехается в лицо орущему и беснующемуся противнику. У него нет техники, нет опыта, нет ничего, кроме грубой силы и ярости: плохое подспорье против одного из лучших мечников Королевств. Герцог Эйнар еще раз ухмыляется, отходя назад.
И медленно, словно борясь с чьей-то волей, отводит свой клинок в сторону, позволяя нанести смертельный удар.

Темнота и пустота. Ничто. Эйнар растворяется в ней и не видит ужаса, что происходит на площади после того, как остатки жизни покидают тело. Убийца, раненый Черным клинком, переживет свою жертву недолго, накормив своим телом толпу новых героев, но запущенный им процесс все-таки исполнит пророчество.
Героя и эрцгерцога Врат Балдура не станут воскрешать ни его правая рука и, казалось бы, друг, Ульдер Рейвенгард, ни другие герцоги или служители Богов: может быть, это и к лучшему, ведь герои должны вовремя уходить — он и ушел в последней попытке обрести свободу. От пророчества. От наследия порченной крови. От Черного клинка.
От шепота Королевы Воронов.

…Он открывает глаза в пустом и черном месте и делает вдох. Воздух затхлый и кислый, и все же это не серое безвеременье Шедоуфелла, что навсегда врезалось в память. Кто он? Где он? Ведь он должен быть мертв. Был мертв. А может,  мертв и сейчас?
Он выбирается, ощупывая дощатые стенки и наталкиваясь на люк в потолке. Медленно, аккуратно. На боку знакомая тяжесть — но голос, которого он так боялся услышать, молчит.
Он выползает наружу. Он идет по земле под небом, полным звезд. Он не знает, какое сейчас время и почему он жив и где находится.
Он знает, что должен убить ее.

Легендарный герой прошлого, убивавший драконов, демонов и злых архимагов, а потом проигравший дуэль оборванцу с двумя ножами. Из-за физической смерти неплохо так растерял форму и боевые умения, однако все еще остается очень хорошим фехтовальщиком на длинном клинковом оружии, привычный стиль — одно оружие без щита. Ловкий и быстрый боец, с прекрасной координацией движений и отличным восприятием, способен сражаться и направлять магию договора в том числе в кольчужных и облегченных пластинчатых доспехах.
Орудовать большими двуручниками долгое время и терпеть десятки ударов, правда, получится очень вряд ли.

Будучи колдуном договора меча, связанным с Черным клинком, отлично совмещает разрушительную магию с боевым искусством, особенно хорошо боевые умения раскрываются с оружием договора, . Без особых проблем преобразует дарованную договором силу в арканную магию, при этом практически все заклинания направлены либо на непосредственно поражение врага, либо на временные усиления самого себя, либо на быстрое перемещение. За пределами этой чисто прикладной сферы как мог умеет примерно ничего.

Направляя даруемые Черным клинком энергии, способен проклинать врагов, делая их уязвимыми либо заставляя оружие падать из их рук и промахиваться, вырывать души из убитых и пробуждать их в форме проклятых спектров.

Будучи падшим паладином, более не способен проводить божественную энергию. Свет, горевший в его сердце, искажен и обращен во тьму. Благодаря этому, он может распространять вокруг себя ауру ужаса, поднимать мертвецов и перехватывать контроль над уже поднятыми, а удары оружием могут проводить потусторонний огонь либо негативную энергию.

Боец-одиночка, при необходимости способный давить авторитетом и харизмой, как правило, в виде запугивания и тому подобных воздействий.

Самодостаточен, как и положено недавно вернувшемуся из мертвых.

Из снаряжения всегда имеет при себе Черный клинок — длинный меч, к большому несчастью обнаруженный в ходе приключений в Амне. Клинок, связанный с Королевой Воронов, таинственной богоподобной сущностью из Шедоуфелла. Обладает разумом или его подобием, транслирует волю своей госпожи.
Убитые Черным клинком цели не могут быть воскрешены обычными способами, поглощенные души убитых исцеляют носителя клинка. Также меч защищает об очарования и испуга, и может наложить на носителя заклинание ускорения. Обладает мощным зачарованием, пробивающим защиту и наносящим тяжелые ранения.

Клинок настроен на Эйнара после заключения колдовского договора, в связи с чем последний имеет возможность сопротивляться зову к пожиранию душ каждые трое суток, прилагая к этому определенные усилия. После пребывания на Теневом плане, Черный клинок получил возможность наносит урон и нежити, как обычным противникам.